Перевод с немецкого Вячеслава Дёмина
БЕРНЕНСКИЙ ЗЕНЕНХУНД
ХАНС РЕБЕР
Швейцарские овчарки
Эта порода в сегодняшнем ее виде и красоте выращена на нашей земле и поэтому является национальным богатством, за которые мы обязаны нести ответственность.
Известный геолог Альберт Хайм именно Бернского зененхунда назвал “прекраснейшей собакой на свете”. И действительно, красивое, гармонично выверенное трехцветие – черная шуба и симметричные коричневые и белые отметины, делают породу уникальной.
Все четыре подвида породы швейцарских овчарок отличаются четкими пропорциями строения тела без каких-либо излишеств того или иного рода, этот показатель жизнеспособности породы - явный результат многовековой селекции, не допускавшей каких-либо существенных отклонений от нормы. То же самое можно сказать и о характере. Ни у крестьянина, ни у пастуха или мясника просто не было ни желания, ни времени “бороться” с собакой нервной или как-то иначе проявляющей дурной характер. Д-р А.Шайдеггер из коммуны Лангенталь дал очень точное описание. Привожу его дословно:
“В понимании крестьянина хорошая собака – это собака чуткая, грозная, но не кусающая просто так, на прогулке идущая у ноги хозяина, сопровождая хозяина в поле, она бежит вслед за повозкой, а не мечется в посадках, в случае опасности она охраняет хозяина и сторожит вещи, оставленные им, не бесится, не гоняет кошек и кур, не слоняется без дела. В горах она сторож и погонщик скота, спустившись же вниз она становится больше “тягловой” силой”.
Когда швейцарские овчарки в начале XX века были “приняты в солидное общество”, т.е. были признаны самостоятельной породой, и началось их чистокровное выведение, то особых сложностей у заводчиков и любителей этой породы не возникло. Задача заключалась лишь в сохранении уже имеющегося типа, устранении незначительных недочетов и усилении желаемых свойств, например, приятной трехцветности и расцветки.
Действительно, за последние 60 лет идеальный тип собаки практически не изменился. “Принц фон Оберааргау” Шайдеггера, происхождением из 1909 г., и сегодня занял бы достойное место на любой крупной выставке. Так же как и его ровесник “Ригги из Бурригута”.
Тем не менее, спасение швейцарских овчарок от безвозвратного исчезновения произошло буквально в последнюю минуту, по чистой случайности именно у Аппенцельской и Бернской овчарок оставалось достаточное количество породистых особей, необходимых для продолжения породы. Хуже обстояло дело с Большой швейцарской и Энтлебухской овчарками. Чтобы понять, как все происходило и с какими сложностями пришлось столкнуться, нужно сделать экскурс в прошлое одомашненных собак.
РИС 1
“Принц фон Оберааргау”, род. 8 июля 1909 г., внесен в Швейцарский собачий племенной реестр (SHSB) под номером 5672. Бернский зененхунд заводчика д-ра Шайдеггера (Лангенталь) наглядно иллюстрирует, как мало изменился за прошедшие 55 лет тип милого “Дюррбахлера” (название из перечня Швейцарского кинологического общества SKG).
РИС 2
Испытание в собачьей упряжке в 1908 г. около торгового центра в Лангентале. Следующий “экзамен” состоялся на том же месте в 1913 г. Экспертом выступил известный геолог профессор Альберт Хайм (Цюрих). С самого начала перед заводчиками местных овчарок стояла задача сохранить и прикладное значение породы. Больших швейцарских овчарок использовали, в частности, в швейцарской армии во время последней войны в качестве тягловой силы (информация из материалов Швейцарского кинологического общества SKG).
Происхождение собаки
До того, как английский натуралист Чарльз Дарвин (1809-1882) своим эпохальным трудом “Происхождение видов” произвел кардинальный перелом в естественнонаучном мышлении Старого мира, человек считал домашних животных чем-то изначально данным. Они просто были, просто всегда существовали, чтобы в той или иной форме быть полезными человеку. Новое учение Дарвина отбросило такое мышление. Дни творения из Книги Моисея превратились в миллионы лет развития, а отдельные акты творения обернулись длинным рядом экспериментов и изменений. Внезапно человек увидел себя и своих домашних животных конечным звеном длинной цепи развития. Перед исследованиями открылись новые, ранее не известные пути в прошлое живых существ. О предыстории задумались и те, кто занимается исследованием истории домашних животных. Буквально шаг за шагом в прямом и переносном смысле погружались исследователи в “глубинные пласты”, поскольку фактологический материал по истории домашних животных можно было почерпнуть только в ходе систематических раскопок наиболее древних поселений человека. В этой работе активное участие принимали и швейцарские ученые, как, например, Рютимайер в Базеле, Штудер в Берне и Келлер в Цюрихе. Своим собранием останков доисторических собак Штудер заложил основу сегодняшней кинологической коллекции Фонда Альберта Хайма в Естественно-историческом музее Берна. Здесь не место для подробного изложения многочисленных результатов и разнообразных мнений ученых того времени, эта глава истории развития, особенно то, что касается истории собаки, и по сей день не полна и не завершена. Но одно можно сказать с уверенностью: охотники-кочевники периода палеолита, жившие на наших возвышенностях (например, в селениях Шнурренлох в долине Зимменталь или Вильдкирхли у горы Сентис, если говорить о самых известных), охотившиеся и, по сути, истребившие могучего пещерного медведя, охотились без собак. Домашних животных у них еще не было.
Но когда в конце позднего Железного века нашу страну вновь заселили люди, поселившись в дошедших до нас свайных постройках вдоль озер, они привели с собой и домашних животных, в частности собак. В многих местах – в Робенхаузене на озере Пфеффикер-Зее, позднее на озерах Моосзеедорф-Зее, Билер-Зее, Эши-Зее и Инквилер-Зее – исследователи откопали костные останки маленькой домашней собаки, схожей со шпицем. Рютимайер впервые описал ее под именем “торфяной шпиц” или “торфяная собака”, науке она известна как Canis familiaris palustris Ruetimeyer.
В ходе более поздних раскопок на Нойбургском и Бильском озерах были найдены останки большой, подобной волку собаки, подобные останки были найдены ранее севернее - в районе Ладожского озера.
Последовали новые открытия доисторических собак, и тогда оптимистически надеялись открыть прямых предшественников сегодняшних собачьих пород. С легкой руки торфяного шпица определили как прародителя всех пород шпицев, шнауцеров и терьеров; “бронзовую” собаку – предком всех пастушьих собак и овчарок. Смелое предположение, которое сегодня нам уже не кажется правдоподобным.
Глубже, чем в этот период жизни собаки во время неолита, наш взгляд не проникает. Ее происхождение теряется в исторических сумерках, отделяющих неолит от палеолита. Все указывает на то, собаки, распространенные в нашей местности, произошли от одного из многочисленных подвидов волка, собаки других регионов, по-видимому, от шакала, но нигде от лисы. Важным для нашей основной темы является вывод, что собаки в нашей местности жили всегда со времен обитателей свайных построек, а оседлость человека, тогдашние плохие транспортные условия и наследственная изменчивость одомашненных собак неминуемо привели к образованию особых, локальных пород. Безусловно, уже тогда человек решительным образом вмешивался в процесс селекции, причем в первую очередь для него речь шла о выбраковке с прикладной точки зрения, с точки зрения использования собак, и только много, много позднее существенными стали внешние признаки.
При заселении нашей страны кельтами (у нас они назывались гельветами) новые хозяева привели и новых собак. Прежнее население не было полностью уничтожено, его по тогдашней традиции превращали в рабов. Потомки завоевателей смешались с потомками побежденного народа, то же произошло и с их собаками, тем более, что собак не ограничивал “апартеид” расовых или сословных предрассудков.
О гельветах мы знаем, что у них были гончие, сходные с нашими, римские историки оставили нам достаточно подробные описания об этом. Будучи талантливыми крестьянами и ремесленниками (гельветы поставляли в Рим зерно, хорошо развито у них было и кузнечное и гончарное дело), они привели с собой в нашу страну явно не только охотничьих, но и домашних сторожевых и пастушьих собак.
Великое переселение народов (со школьной скамьи мы помним о исходе гельветов из нашей страны) означало внедрение в жизнь человека и животных новых элементов. Цезарь заставил разгромленных гельветов вернуться на прежние места обитания, но уже не как свободный народ, а как подданных Рима.
Римляне забрали себе то, чем владели гельветы. Распространялась римская культура, ростки новой культуры были принесены римлянами в нашу страну, здесь они и остались с тех пор, выведение собак было тоже частью культурного наследия.
Рим был мировой империей, римские легионы занимали территории от Ближнего Востока до Британии и Рейна. С новыми хозяевами проникали в Центральную Европу и новые породы собак из древних культур ассирийцев, персов и египтян. Через Альпийские перевалы в Гельвецию попали, по всей видимости, крупные, сильные собаки, так называемые “молоссы”, использовавшиеся легионерами и как бойцовые собаки, и для охраны торговых караванов и для выпаса скота. Здесь они и остались, или, по меньшей мере, оставили свое потомство.
После заселения нашей страны алеманами (в VI в. н.э.) на многие века прервался процесс “освежения крови” извне. Теперь были созданы все условия, прежде всего на удаленных горных долинах, для образования локальных народностей людей и пород собак. При этом, как следует из многочисленных указов и распоряжений местных властей, наличие в хозяйстве собак было у нас в Средние века очень распространено, несмотря на большую опасность бешенства среди них.
Не в последнюю очередь именно благодаря им Хансу Вальдману удалось сохранить свою голову!
У простого народа собаки тогда совершенно определенно не были объектом увлечений, это были полезные животные, выполнявшие определенные задачи и служившие определенным целям, которых в конечном итоге съедали, а сало использовали для лечебных целей. А вся селекция собак человеком проводилось с точки зрения прикладного значения собак. Пастуху и крестьянину нужна была верная, не стремящаяся “убежать на свободу” собака, охраняющая дом и двор, пригодная и для выпаса скота.
Цели применения собак в значительной мере определяли и ее внешние параметры: собака должна была быть “уважительных” размеров, непритязательной к погодным условиям, выносливой и неприхотливой. С крестьянской точки зрения при выборе идеального полезного животного, предпочтение отдавалось мощным собакам перед стройными и легкими.
Таким образом, по сути, уже описаны все основные свойства швейцарских овчарок. Насколько строгими были правила отбора можно прочитать в Центральном вестнике любителей охоты и собак за 1913 год: “Крестьянин, торговец скотом, мясник использовали только совершенных собак, а всех собак, не способных весь день и при любой погоде трудиться, бегать, скакать, тянуть, гавкать, а после этого по ночам бодрствовать и не спасть, просто забивали и пускали на добычу собачьего сала.”
Неизвестно насколько много внимания уделялось окрасу собак.
Можно зайти очень далеко, рассуждая о наследственности в окрасе, ног необходимо отметить, что при скрещивании зененхундов с другими породами преобладающим цветом оказывался черный.
Обобщая выше сказанное, мы, во всяком случае, должны признать, что говоря о швейцарских овчарках, мы без сомнения имеем дело с породами с достаточно устойчивой наследственностью, но о происхождении которых у нас нет достаточно точных знаний.
Точно так же, как немецкоязычный швейцарец, будучи жителем типичной “транзитной” страны на перекрестии дорог, с трудом может отнести себя к тому или иному европейскому племени и представляет собой представителя типичного пограничного народа, так же наши овчарки являются результатом многократных смешений автохтонных (коренных) крестьянских собак с собаками завоевателей и переселенцев.
В малодоступных горных долинах в ходе столетий выкристаллизовались в результате селекции и инцухта (близкородственного размножения) локальные ответвления породы. Но до начала нашего века речь не могла идти о выведении чистых пород.
РИС.3
Фотография головы современного Бернского зененхунда. Сегодня, когда количество особей гарантирует сохранность породы, симметричности раскраса и отчетливым рисункам трех цветов – белого, коричневого и черного – можно придавать гораздо большее значение. Правильность формы черепа, хорошо посаженные не очень большие уши и чистое разделение цветов позволяют рассматривать данную голову как конечную цель селекции.
Бернский зененхунд - Дюрбахлер
Нас интересует прежде всего эта порода, ведь именно Бернский зененхунд стал нашей национальной бернской собакой. Сегодняшняя распространенность породы, перешагнувшая границы страны, началась в кантоне Обреааргау, и прежде всего в его столице Лангентале, ведь питомник “Оберааргау” д-ра А.Шайдеггера долго оставался источником, снова и снова дававшим человеку хороших породистых собак.
Название породы – новое. Иеремия Готхельф еще не знал его.
Раньше названия породам собак давали по их расцветке. Собак с четко выраженным белым воротником, заканчивающимся на затылке, назвали “Ринги” (прим. нем Ring – “кольцо”), собак с широкой белой полосой на переносице и на лбу назвали “Блэс” (прим. нем Bläss – “бледность”, “белизна”), а собак со слабо различимой полосой или вообще без таковой назвали “Бэри” (прим. нем Bär – “медведь”). В Эмментале овчарку назвали “Гельб-бэклер” (“желтощекой”), или по характерным желтым пятнам над глазами – “Фир-ойглер” (“четырехглазой”).
Превалирующий сегодня черный окрас раньше встречался гораздо реже. До сих пор в Оберааргау, когда хотят сказать о чем-то часто встречающемся, говорят: “больше чем рыжих собак”, хотя рыжие собаки уже давно здесь стали редкостью.
Бернский зененхунд был сторожем, помощником сыродела, погонщиком скота мясника или торговца скотом. И только изредка, так, между делом, вспоминая былые подвиги своих предков - боевых собак швейцарских солдат (как в битвах при Лаупене или Муртене), ему приходилось отстаивать честь хозяина, ввязавшегося в драку в честь народного праздника.
Эта собака была повсеместно распространена в районе Берна и долине Эмменталь, и хотя она не имела такого внешнего единообразия, как сегодня, но определенное сходство в характере, размерах и окрасе не видеть было нельзя.
Во времена Французской революции и последовавшей за ней наполеоновской империи с ее континентальной блокадой содержание собак повсюду в Европе значительно снизилось.
Окончательное крушение у нас “старого мира” (1830 г.) положило конец пережиткам прошлого, в том числе и идее сохранения наших отечественных собак. Пришли новые времена, с оптимизмом верили во все новое, а старое выбрасывали за борт, в городах срывали старые стены и башни, по железной дороге в страну попали товары, которых ранее не видывали. В Англии и Германии проснулась “Спортивная кинология”, стали проводиться выставки собак, в племенных книгах стали регистрировать породистых собак, стали рисовать для них замысловатые “Родословные древа”.
Чужие породы собак со звонкими именами пришли в нашу страну и вытеснили безродных собак крестьян и мясников. И гордых хозяев новых собак мало волновало, что их породы были далеко не так чистокровны, как аппенцельские Блэсы или бернские Бэри. И только по чистой случайности эти породы могли уцелеть в малодоступных горных долинах; в 1870 г. “Гельб-бэклеры” и “Фир-ойглеры” почти полностью исчезли в Оберааргау и Эмментале, а те, что еще остались на крестьянских подворьях, по большей части уже смешались с чужими породами.
В 1883 году было основано Швейцарское кинологическое общество (SKG). Его целью было способствование выведению породистых собак. О швейцарских овчарках тогда почти никто и не вспоминал, и на первой выставке собак в Аарбурге (1882 г.) не было ни одной овчарки.
Сенбернары же напротив маршировали колоннами, поскольку незадолго до этого “горный спасатель” стал популярным - в Англии! Там их можно было продать за большие деньги.
Только в Дюррбахе среди холмов Гурнигеля еще остались желтощекие “Гельб-бэклеры”, казалось и их конец не далек. Но в последний момент у них нашлись непоколебимые защитники, спасшие их, и самым известным среди них был геолог профессор Альберт Хайм из Цюриха.
Франц Шертенляйб из Бургдорфа, проникшись рассказом своего отца, отправился в 1892 г. в Дюррбах и там купил себе “Дюррбахлера”. Старожилы Бургдорфа с радостью опознали в нем “Гелб-бэклера” из прежних времен. После этого Ф.Шертенляйб привез в Бургдорф еще несколько типичных “Дюррбахлеров”. В 1904 году впервые на собачьей выставке в Берне появилось 7 Дюррбахлеров. Среди экспонентов уже были д-р А.Шайдеггер из Лангенталя и М.Шафрот, фабрикант из Бургдорфа. Последний энергично взялся за выведение “Дюррбахлеров”, ему последовали Шертенляйб и д-р А.Шайдеггер.
Важным этапом для развития породы стало создание в 1907 году “Швейцарского Клуба дюррбахов”. На выставке в Лангентале в 1908 г. был показан уже 21 представитель породы, оценку которым давал проф. Хайм. Он и предложил изменить название “Дюррбахлер” в “Бернский зененхунд” (“Бернская овчарка”). Так старая крестьянская собака получила свое нынешнее благозвучное имя. На племенной выставке в Бургдорфе в 1910 году было показано уже 107 особей. Было такое чувство, писал Хайм, как быдто в Оберааргау и Эмментале нашелся потерянный сын.
В 1912 году д-р Шайдеггер впервые представил группу выведенных им собак. Его “Принц фон Обеааргау” (род. 1909) стал одним из столпов сегодняшний породы Бернских зененхундов. Хайм, которому и в этот раз выпало давать собакам оценки, в восторженных словах отметил заслуги Шайдеггера в развитии этой прекрасной и ценной породы.
О том, насколько сильно человеческое скудоумие, шутовская радость при виде уродцев, возможно даже, суеверность могут повлиять на выведение породистых животных, можно судить на примере прекрасного, практически совершенного в своих формах Бернского зененхунда, которого снова чуть было не поставили на грань существования.
В местечке Зефтигшванд около Гурнигельбада впервые появились собаки “расщепленным” носом. Это врожденная уродливость, которую можно сравнить с “заячьей губой” у человека, но у собаки щель часто проходит вверх по всему носовому хрящу и приводит к сильной деформации верхней челюсти. Это явление наследственное и легко может быть отнесено к признаку породы. Такие собаки вызывают ужас, так как их зубы постоянно оскалены. Случайно оказалось, что собаки из Зефтигшванда оказались особенно злобными и агрессивными. Совершенно неоправданно эту злобность напрямую связали с “расщепленным” носом и уже хотели отнести этот признак к основным признакам “Дюррбахцев”.
В молодом “Клубе дюррбахов” разгорелись нешуточные споры. Энергично против попытки сделать породным признаком явно злокачественное и к тому же классическое уродство выступил проф. Хайм. Благо в клубе хватило разумности осознать заблуждение и не признать “расщепленный” нос.
Это решение, таким образом, спасло жизнь Бернскому зененхунду во второй раз. Сегодня за его судьбу уже можно не опасаться. “Его” клуб – один из самых больших в рамках “Швейцариcкого кинологического общества”, и сам зененхунд давно перестал быть просто крестьянской собакой, сегодня он надежный сторож как на сельском подворье, так и на престижной городской вилле.
Но по-прежнему его мощная фигура олицетворяет бернскую основательность и устойчивость, и мы надеемся, что он таким и останется, несмотря на то, что сегодня модным стало иметь зененхунда.
Jahrbuch des Oberaargaus, Bd. 8 (1965)